Анна Михайлова, МИА «Москва.Ру»
В ночь с 13 на 14 января россияне традиционно отмечают Старый Новый год. Обычай возник почти столетие назад – в 1918 году, когда страна перешла с юлианского на григорианский календарь.
О том, как новогодние праздники проводили люди в дореволюционной России, сегодня можно узнать не только из фотографий и открыток тех лет, но и из произведений русских классиков. Мы собрали самые яркие литературные описания и уникальные архивные снимки.
«Ванька», Антон Чехов.
Группа людей зимой в санях. 1910-е.
Ванька судорожно вздохнул и опять уставился на окно. Он вспомнил, что за елкой для господ всегда ходил в лес дед и брал с собою внука.
Веселое было время! И дед крякал, и мороз крякал, а глядя на них, и Ванька крякал.
Бывало, прежде чем вырубить елку, дед выкуривает трубку, долго нюхает табак, посмеивается над озябшим Ванюшкой… Молодые елки, окутанные инеем, стоят неподвижно и ждут, которой из них помирать? Откуда ни возьмись, по сугробам летит стрелой заяц…
Дед не может чтоб не крикнуть: — Держи, держи… держи! Ах, куцый дьявол! Срубленную елку дед тащил в господский дом, а там принимались убирать ее…
«Тапер», Александр Куприн.
Встреча Нового года в доме профессора Баранова на Моховой улице. 1926 год .
Эти дни бывали днями полной анархии, приводившей в отчаяние прислугу. Все условные понятия о времени, разграниченном, «как у людей», чаем, завтраком, обедом и ужином, смешивались в шумной и беспорядочной суете.
В то время когда одни кончали обедать, другие только что начинали пить утренний чай, а третьи целый день пропадали на катке в Зоологическом саду, куда забирали с собой гору бутербродов. Со стола никогда не убирали, и буфет стоял открытым с утра до вечера.
Несмотря на это, случалось, что молодежь, проголодавшись совсем в неуказанное время, после коньков или поездки на балаганы, отправляла на кухню депутацию к Акинфычу с просьбой приготовить «что-нибудь вкусненькое».
«Детство Никиты», Лев Толстой.
Дети у елки. 1910-е годы .
В гостиную втащили большую мерзлую елку. Пахом долго стучал и тесал топором, прилаживая крест. Дерево, наконец, подняли, и оно оказалось так высоко, что нежно-зеленая верхушечка согнулась под потолком.
От ели веяло холодом, но понемногу слежавшиеся ветви ее оттаяли, поднялись, распушились, и по всему дому запахло хвоей. Дети принесли в гостиную вороха цепей и картонки с украшениями, подставили к елке стулья и стали ее убирать. Но скоро оказалось, что вещей мало.
Пришлось опять сесть клеить фунтики, золотить орехи, привязывать к пряникам и крымским яблокам серебряные веревочки. За этой работой дети просидели весь вечер, покуда Лиля, опустив голову с измятым бантом на локоть, не заснула у стола.
«Лето Господне», Иван Шмелёв.
Новый год. 1900 год .
В доме пахнет натертыми полами, мастикой, елкой. Лампы не горят, а лишь лампадки. Печки трещат-пылают. Тихий свет, святой. В холодном зале таинственно темнеет елка. За ней чуть брезжит алый огонек лампадки, — звездочки в лесу как будто… На елке совсем внизу вяземские прянички и бусинки из леденцов… можно бы обсосать немножко, не заметят.
Такой мороз, что все дымится. В черные окна блестит мороз. Я дремлю над книгой. Где-то гармоника играет, топотанье… – должно быть, в кухне. В детской горит лампадка. Красные языки из печки прыгают на замерзших окнах. За ними – звезды. Светит большая звезда, но это совсем другая. А та, Святая, ушла. До будущего года…
«Ночь перед Рождеством», Николай Гоголь.
Групповой портрет в национальных костюмах. 1900 год .
Шумнее и шумнее раздавались по улицам песни и крики. Толпы толкавшегося народа были увеличены еще пришедшими из соседних деревень. Парубки шалили и бесились вволю. Часто между колядками слышалась какая-нибудь веселая песня, которую тут же успел сложить кто-нибудь из молодых казаков. То вдруг один из толпы вместо колядки отпускал щедровку.
***
Парубки и девушки наперерыв подставляли мешки и ловили свою добычу. В одном месте парубки, зашедши со всех сторон, окружали толпу девушек: шум, крик, один бросал комом снега, другой вырывал мешок со всякой всячиной. В другом месте девушки ловили парубка, подставляли ему ногу, и он летел вместе с мешком стремглав на землю. Казалось, всю ночь напролет готовы были провеселиться. И ночь, как нарочно, так роскошно теплилась! и еще белее казался свет месяца от блеска снега.
